Свасьян Карен Араевич/Карен Араевич Свасьян о прошлом и настоящем России и Армении
«Поляризованность армянского общества сегодня - американо-турецкая. Между Сциллой и Харибдой мы в любом случае ориентированы на ад. Исчезли иллюзии, связанные с Западом, когда в нем видели идеалы свободы, демократии, света в противоположность злу, исходящему от Востока. Сейчас только слепой не может видеть, что речь идет не о противоположности добра и зла, а о полярности зла и зла.
Спасение заключается в поиске чего-то третьего. Но что это за третье? Его очень трудно определить, потому что его практически нет. Все, что избегает стать как Западом, так и Востоком, может быть обозначено как третье. Если нам удастся духовно, ментально, да и географически найти ту точку в мире, для которой не типичны ни Запад, ни Восток (или же типичны как Запад, так и Восток), то в этой точке и шанс. Причем шанс не готовый, не завершенный, но на это можно ставить. Опасность велика, потому что можно проиграть все, но иного шанса на спасение просто нет.
Если задаться вопросом - где же то пространство, где нет ни Запада, ни Востока, то в первую очередь это Россия. Извечный спор: Россия это Европа или Азия, не может быть решен. Никогда, может быть, за всю свою историю Россия не стремилась так стать Западом, как сейчас, причем Западом в самой низкосортной форме. Но это ей не удастся: она не может перепрыгнуть через саму себя. По своей внутренней природе это нечто третье, в ней потуги рождения этого третьего. Это растянутость, в которой как бы ни имитировал Запад (или Восток), ты не можешь стать Западом (или Востоком). Вот трагическое колебание, неопределенность и невозможность причалить к какому-либо берегу. Она должна стать Россией, то есть именно чем-то третьим. И я не вижу практически никакой другой позитивной перспективы для нас ни в индивидуальном плане, ни в плане общенациональном, как в приобщенности к русскому. Но в приобщенности не рабском, - если хотите, даже в помощи ей. Это звучит парадоксально: правда то, что мы нуждаемся в российской помощи - экономической, политической, военной... Но может статься, что и она нуждается в нашей помощи. Помощи духовной. Потому что при теперешней вырожденности русского армянин, который впитывает в себя элемент русского - это особая статья...
Скажу больше. Трагику метания между Западом и Востоком Армения пережила задолго до России. Древняя Армения была в этом смысле как бы протомоделью России. Несмотря на смертельный риск, существуя между двумя опасностями, Армения в течение веков так и не захотела определиться в пользу одной из крайностей, что было бы, вероятно, экзистенциально разумно. В чисто внешнем плане она могла бы снискать себе лучшую участь, примкни она однозначно к Византии или к Риму, к Персии или к Турции... Но Армения захотела стоять особняком, и это выразилось и в ее архитектуре, и в религии, и в алфавите - во всем. Самим фактом стояния между двумя полюсами Армения как бы задавала русский пример - являла эту неопределенность третьего, неродившегося третьего. И это кончилось трагически: ее лишили политической жизни в XI веке. И интереснее всего то, что с XIX века Армения вновь дает о себе знать за счет того, что появляется русская Восточная Армения. Через выделение Восточной Армении возникает и Западная Армения, ориентированная на Францию, Англию и Америку. Ведь если бы в XIX веке Армения не присоединилась к России, то практически Армении не было бы, как ее не было в XVIII, XVII, XVI... веках, то есть после падения Ани. Были бывшие армянские территории, но кто, кроме этнографов, знал, что там живут армяне? Армяне были действительно абсорбированы (поглощены), т.е. не было армянского феномена как государства, как нации. Интереснее всего, что за счет присоединения к России эта Армения, став русской, заставила ту Армению стать турецкой - она бы автономно не возникла, между прочим. Поэтому не случайно, что в западно ориентированной Западной Армении были сильны и российские тенденции.
Сегодняшняя Армения находится в той же трагической ситуации стояния между Россией и Западом»
(«Ориентация на Запад есть ориентация на безумие». Из интервью газете «Новое Время». 2000. 2 сентября).
