Просмотр исходного текста страницы Лисициан Рубен Павлович/Воспоминание о Елене Гедевановой

''Рубен Лисициан - Заслуженный артист России, профессор и заведующий кафедрой «Академическое пение» ГМПИ им. М.М. Ипполитова-Иванова (09.03.2012).''

Мне было тогда 15 лет. Я учился в ЦМШ – в самой прекрасной музыкальной школе страны. Я не любил виолончель, хоть и был в классе у самого Ростроповича. Я ждал, пока у меня окрепнет голос и я, наконец, смогу начать петь. Учился я средне, ненавидел математику, из-за которой остался на второй год. Она омрачила мне детство и никогда не пригодилась, как впрочем, и химия и физика. К теоретическим предметам я был безразличен, кроме сольфеджио – там нужно было петь. Моей страстью были два предмета – история и география. Эти предметы открыли мне мир, и я на всю жизнь остался им верен. Ростропович часто уезжал на гастроли, и мы занимались с его ассистенткой Аллой Васильевой. Это была романтическая натура, которая пыталась привить мне любовь к виолончели. В результате она полюбила пение. 
     
Как-то мама сказала, что вечером у нас в гостях будет директор музыкального училища имени Ипполитова-Иванова и, что я буду дальше учиться там. В назначенное время раздался звонок, папа открыл дверь, и вошла маленькая пожилая женщина. Я подумал, странно, как может эта бабушка быть директором. Папа хотел помочь ей раздеться, но она грозно посмотрела на меня и сказала – что стоишь, возьми у меня пальто! Вообще-то она похожа на директора – подумал я. За столом она была оживлена и с невероятной теплотой смотрела на папу. Покажи Елене Константиновне Ростроповича – сказал папа. Я обладал хорошими пародийными способностями и решил блеснуть своим уменьем. Начал я с моего учителя, которого действительно показывал один в один. Все смеялись и больше всех  Елена Константиновна. Воодушевившись, я продолжал. Я показывал Райкина, Плятта, Раневскую, Бирман и многих других. Она так хохотала, что вытащила платок и стала вытирать слёзы. Потом она усадила меня рядом, и мы стали мирно беседовать. Взгляд её был удивительно добрым и я понял, что мы становимся друзьями. Через некоторое время мне показалось, что мы уже давно знакомы и с ней вдруг стало очень уютно. Я предложил ей сыграть в нарды, но папа меня опередил. Играл он фантастически, иногда, входя в кураж, он как будто заказывал нужную комбинацию. Это производило невероятное впечатление. Однако, как галантный кавалер, он предупреждал противника об опасности и предлагал делать более правильные ходы. Елена Константиновна была от всего этого в восторге. Пошли пить чай с тортом. Она так нам понравилась, что мои сёстры, брат и я подошли к ней и поцеловали её на прощание. 
     
Мама следила за тем, чтобы я хорошо подготовился к поступлению в училище и не осрамился перед Гедевановой. Я не опозорился, вернее мы не опозорились. У моей младшей сестры уже сформировался голос, и она поступила сразу на вокальное отделение, вызвав у меня бешеную зависть. Почему я не родился девочкой? – страдал я. Уже пел бы!
     
Боже мой! Какой роскошный преподавательский состав сумела собрать в училище Елена Константиновна. 

Михаил Израилевич Фихтенгольц и Семён Ильич Безродный преподавали скрипку. К ним все хотели попасть. Помню курьёзный случай. Как-то подошла ко мне какая-то женщина и спросила, где можно найти безрукого педагога по скрипке. Я вытаращил на неё глаза. Выяснилось, что ей нужен был не безрукий, а Безродный. Генрих Семёнович Талалян – мой обожаемый педагог и Рафаил Рубенович Давидян из квартета Комитаса вели класс квартета. Специально для этого коллектива написал свои сочинения М.М. Ипполитов-Иванов («Сюита на армянские темы»). Виолончель преподавал фантастический музыкант из квартета Бородина незабвенный Валентин Александрович Берлинский – мой будущий педагог по виолончели. Руководителем оркестра был грозный Михаил Никитич Тэриан, превосходный альтист из квартета Комитаса. Помню, он был в Венгрии, привёз оттуда малюсенькую машинку, на которой ездил и которой очень гордился. Он выходил из неё, и непонятно было, как он в неё влезал. Он на репетициях просил начинать играть с какой-нибудь цифры и не давал времени найти её. Это приучило меня, впоследствии, к молниеносному реагированию на оркестровых репетициях. Он брил голову и мы называли его «Фантомас». На третьем курсе я поступил на вокальное отделение к ученику моего отца, прекрасному педагогу Давиду Ивановичу Варшамову, у которого я потом учился, также, и в Гнесинском институте. Он был красавцем, всегда шикарно одевавшимся и выглядевшим на улице ярким пятном среди серой массы. К большому сожалению, он умер ещё довольно молодым.  Весь этот блестящий преподавательский состав с огромным почтением относился к Елене Константиновне. Эта маленькая женщина, носившая непривычную для слуха фамилию своего мужа, пользовалась непререкаемым авторитетом. Не знаю точно, происходила ли фамилия Гедеванов от грузинского княжеского рода Гедеванишвили, но судя по всему, скорее да, чем нет. Многие грузинские и армянские княжеские фамилии принимали русское окончание. Многие скрывали своё происхождение из-за сталинских репрессий, сильно ударивших по представителям этих родов; многие были расстреляны или сгинули в лагерях.    
     
Помещение училища было маленьким и не могло вместить всех желающих. Назрела необходимость постройки нового дома. И тут эта физически слабая женщина показала свой мощный дух и железную волю. Она ездила по организациям, доказывала необходимость иметь в этом месте музыкальное учебное заведение, чтобы охватить население огромное района.     
     
И вот однажды сияющая, она вошла в училище, и в коридорах зашелестело – у нас будет Новый Дом. Мы были счастливы и горды за нашу маленькую маму, за Михаила Михайловича, за Москву, за всю страну. Мы везде твердили, что мы ИППОЛИТОВЦЫ и у нас будет новый дом. 
     
И вот пришёл день стройки. Часами мы торчали у огромного котлована и уже знали, что это называется нулевым циклом. Потом уже началось возведение самого здания. Все забыли про занятия и помогали строителям. И тут объявили общее собрание. Вышла Елена Константиновна и устроила всем разгон. Она говорила, что мы совсем распустились, корчим из себя рабочих-строителей, ни черта не занимаемся, и куда смотрят педагоги, и почему администрация молчит. Говорила она долго, с глубокой обидой. Мы стояли и краснели. Потом она замолчала, вдруг улыбнулась и сказала: спасибо Вам, ребятки, что помогаете мне в строительстве, но… и погрозила маленьким кулачком. 
     
Началась новая жизнь в новом доме, а у меня и по новой специальности. Я с грустью простился со старым зданием, где учились и окончили училище мои ближайшие друзья – ныне народные артисты России, блестящий контрабасист, директор оркестра «Виртуозы Москвы» Гриша Ковалевский  и потрясающий пианист-импровизатор Лёва Оганезов. Я вхожу в пустой старенький холл и вижу Галю Богданову, смотрящую в окно. Здесь на лестнице я впервые увидел очень красивую Милу Фиготину; мы обернулись друг к другу и обменялись долгим взглядом, оставшимся в нашей памяти на всю жизнь. Высокий замдиректора Бабичев строго смотрит на меня, как будто знает, что мы с Гришей и Лёвой вместо гармонии, играем на чердаке в перекидного дурака на носики. Елена Константиновна действительно узнала об этом и устроила мне допрос с пристрастием: 

 – Я знаю, что ты, мерзавец, сегодня дулся в карты! 
 – Я??? Я не играл. 
 – Ещё врёт! Я видела твоего Гришку! Ходит по коридору вот с таким красным носом! 
 –  Это у него от солнца.
 – Уйди с глаз моих! И тут же сквозь смех – вот подлец!
     
Новый набор, новые знакомства, новые девочки. Всё-таки ученье это свет.
Одна из них похожа на лисичку. Я со своей лисьей фамилией уверенно подкатываю к ней. Какая же она миленькая! 
 – Как звать тебя, красна девица? 

Хитрый лисий взгляд!
 – Аллочка.
 – А фамилия твоя, не лисья ли?
 – Пугачёва. 

Да, это совсем наоборот. Эта худенькая девочка не даёт мне сосредоточиться на уроке. Я думаю о ней. Мы видимся опять. Она улыбается. Идём есть мороженное. У нас чудные чистые отношения. Я целую её при встрече и прощании, она такая прелестная. Проходит Елена Константиновна, видит нас вместе, улыбается нам и мы ей. Подходит и говорит мне, чтобы я подтянул одну её ученицу по сольфеджио. Зовут её Люда. Мы знакомимся с Зыкиной и несколько раз встречаемся, чтобы позаниматься. А я думаю о Лисичке с разбойничьей фамилией. Проходит год, я заканчиваю училище. Мы теряем друг друга. Потом мы с ней через моего брата, который преподавал на их курсе актёрское мастерство, передавали друг другу приветы, но так и не встретились. Увиделись мы через двадцать пять лет на поминках дочери Константина Орбеляна, с которым Алла начинала своё восхождение. Обнимаемся и вспоминаем мою дорогую, трагически погибшую Мусю, которая через столько лет нас свела вновь. 
     
Сколько событий произошло в моей жизни во времена учёбы в училище. Мне дорого это время, я люблю его вспоминать. Здесь не только учились мы с моей младшей сестрой Рузанной, здесь преподавали мой брат Герасим и моя вторая сестра Карина.
     
Сейчас прикрепили табличку к классу, где занималась Елена Константиновна. Я думаю, что как директор училища она могла бы выбрать большее помещение для своих занятий. Это лишний раз доказывает, что она могла быть железным руководителем, но человеком она была чрезвычайно скромным. Елена Константиновна была уникальным педагогам, преподавая и академическое и народное пение. Она любила своих студентов, ценила своих педагогов и смотрела далеко вперёд. Её нет и нестерпимо грустно, что такие люди уходят от нас. Она не только сотворила наше новое здание для училища, она знала, что оно должно быть большим и просторным, чтобы ничего не мешало ему в будущем стать высшим учебным заведением, и этим  построила себе памятник, в котором мы работаем и учимся.