Изменения

Его восхищала женская красота. Многочисленные поклонницы ездили к нему со всех концов Советского Союза. Почти ежедневно он вручал коллеге список: кого надо встретить или проводить. Женщины были для него источником вдохновения, он сочинял для них и исполнял перед ними свои номера, новеллы. Это, скорее, было средством самовыражения, ему нужно было хоть на мгновение, но любить прекрасное и делать красивые жесты. Мог, например, купить дорогую шубу в ереванском универмаге, подарить понравившейся продавщице и, сказав только одно: "Леонид Енгибаров!", эффектно раскланяться и уйти. Дарил охапки роз официанткам, продавщицам и вообще красивым женщинам. Его поступками двигало не донжуанство, но романтика: "У каждой женщины должен быть свой принц!" Однако умевший любить и покорять женщин как никто другой, Леонид Енгибаров всю жизнь был невероятно одинок и погружен в свой собственный, им созданный мир. Единственной женщиной, с которой он никогда не расставался, была его мать Антонина Андриановна.<ref>Деньги Некоторые штрихи к его портрету: деньги Леонид Енгибаров не копил, а тратил. Советские артисты зарабатывали неплохо, в расцвете своей славы Енгибаров получал уже персональную ставку 25 рублей за выступление. В среднем за месяц артист отрабатывал от 40 до 60 спектаклей. Выходила очень приличная сумма. Но у Енгибарова через пару дней после получки в кармане ни копейки. Все заработанные деньги уходили на цветы женщинам, на подарки.

Однажды он попросил у своего коллеги [[Соса Петросяна]] его новую замшевую куртку: "Понимаешь, у меня сегодня свидание!" И дал ему взамен свою кожаную, забыв в ее кармане целую кипу денег (накануне был день зарплаты). На следующий день немного грустный Леонид попросил Соса достать немного денег в долг все, мол, потратил и не помнит, как. Сос, конечно, деньги вернул, чем немало удивил и обрадовал Енгибарова.

Его индивидуальность у многих вызывала непонимание, раздражение и зависть. Усугублялось все трудным характером артиста, его высоким честолюбием. Будучи в Праге, удрал с Карелом Готтом на границу и оттуда позвонил сотруднику КГБ: "Я в Австрии!" После чего, естественно, стал невыездным. Наивно и подчас по-детски он требовал признания своей гениальностисвоего таланта, ужасно расстраивался, если его не узнавали. Впрочем, слава любила его и оставлась с ним до конца жизни. В ереванском аэропорту, где его встречали коллеги, мог достать булавы и начать жонглировать на глазах у сотен случайных людей ему всегда нравилось быть на виду, в центре внимания.