Лисициан Рубен Павлович/Интерпретация Еврейских песен Мориса Равеля — различия между версиями

Текущая версия на 18:57, 6 января 2013

Интерпретация Еврейских песен Мориса Равеля

• Ravel 2 Mélodies hébraïques

Одна из ценнейших граней творчества Мориса Равеля – умелое проникновение в музыкальную культуру других народов. Однако именно эта особенность его творчества и является камнем преткновения для интерпретации его произведений. Будучи примером абсолютного достижения стилистического проникновения в самые разные национальные культуры, Равель, в своём творчестве, приглашает нас к соответствующей интерпретации.

Для того чтобы пойти по предложенному Равелем пути, следует знать, что любое отклонение от его правил приведёт к нарушению гармонии, как в части произведения, так и в целом, будь то песня или цикл. В первой статье моей научной работы, посвящённой интернациональному творчеству Равеля я бы хотел разобрать его еврейские песни, т.к. они не только отличаются от других песен, но также разнятся друг с другом в жанровом плане, а также в языковом. В самом деле, заупокойное пение из еврейской религиозной службы в одной, философское размышление в другой и песня в форме вопросов и ответов в разговоре отца с сыном, где используется необычный приём, когда отец задаёт сыну вопросы на идише, а сын отвечает ему на иврите.

DEUX MÉLODIES HÉBRAÏQUES (1914)

КАДИШ („Kaddisch“ № 1)

Кадиш – одно из самых поразительных творений Равеля. Почему «Кадиш» говорят по-арамейски? Причина того, что молитва «Кадиш» составлена на арамейском языке, заключается в том, что в эпоху Талмуда, т.е. к началу II века н.э. в Палестине и Вавилонии, как исторических областях, проживало много евреев, у которых арамейский язык был разговорным. Мудрецы хотели, чтобы слова этой молитвы были понятны всем, и поэтому составили её не на иврите. То, что "Кадиш" составлен на арамейском языке, Талмуд объясняет еще и тем, что сила этой молитвы настолько велика, что ангелам-служителям, понимающим только иврит, лучше не понимать её, чтобы не завидовать людям, которым дана возможность с такой силой превозносить Творца.

Сам мелодический рисунок этого произведения, основанный на традиции еврейской культовой музыки, а также на правилах ведения службы, дают большие возможности для интерпретации его композитором. Однако, в этом произведении Равель предоставляет исполнителю возможность для собственной импровизации, предложив для этого свою совершенную, стилистически идеальную конструкцию. Именно в такой конструкции исполнителю легче всего проявить себя подлинным импровизатором. В течение всего произведения он может менять темп, ритм, мелодию и придумывать различные украшения. Сложность, однако, заключается в том, чтобы не нарушить гармонию стиля в целом. Творческая мысль зарождается уже на первой ноте второго такта. В мелодии не указывается, сколько времени нужно держать эту ноту. Ни fermata, ни tenuto там не обозначены. Однако следует держать её довольно долго, что согласуется с манерой пения канторов. Дольше, чем написано, но немного короче звучит и первая нота третьего такта этого же фрагмента после перечёркнутого форшлага. Начало интерпретации положено и далее нужно следовать этому принципу, соблюдая, однако, всю строгость общей конструкции. Первая нота четвёртого такта также звучит дольше и во второй половине этого же фрагмента, начинающегося из-за такта. Дольше звучит третья нота пятого такта, на которой вполне допустимо, не нарушая еврейских канонов, сделать украшение, которое, однако, должно чётко соответствовать украшениям, используемым канторами во время службы. Второй фрагмент, имеющий близкую конструкцию, так же использует продление некоторых нот, как например: первая нота седьмого такта и пятая нота девятого такта. В одиннадцатом же такте можно себе позволить слегка изменить мелодический рисунок. В конце шестнадцатого такта на последней, и в восемнадцатом такте на первой нотах можно сделать форшлаги. С тридцатого по тридцать четвёртый такты вся мелодия должна быть насыщена portamento. В сорок шестом такте первая нота поётся долго. На 49 такт падает большое количество portamento. И, наконец, на последнем слове «Омейн», разрешение в тонику происходит также, но с более долгим portamento. Несмотря на общую строгую конструкцию, в «Кадише» иногда возможны также, так называемые, всхлипывания, особенно на форшлагах, присущие канторскому пению. Эта вещь требует очень хорошего дыхания, стабильного звуковедения и единого позиционного уровня.

ТАИНСТВО ГОСПОДНЕ («L'énigme éternelle», № 2)

Вторая песня этого маленького цикла называется «Таинство Господне». Произведение это написано очень простым языком и в этом его сложность. Вначале эту песню нужно петь без особых нюансов и лишь в 23 такте нужно сделать довольно ощутимое замедление. Далее в 30 такте повтор фразы спеть аккуратно и тихо с очень сильным замедлением с быстрым форшлагом на третьей ноте, после которой зависнуть на долгой паузе. После этого в a tempo начать последнее проведение песни, интенсифицируя diminuendo до последнего такта. При этом, на последнем Tra la la la la la la, а именно на выделенных курсивом la la сделать замедление, а также portamento, свести на шелест последнюю ноту и растворить её в фортепьянной партии.

МЕЙЕРКА, СЫНОК…

Третья еврейская песня («Mejerke, main Suhn», слова народные на идиш и иврите), входящая в другой цикл «Quatre chanson populaires», № 4, написанная в 1910 г.), состоящая из пяти вопросов и пяти ответов даёт широчайшую возможность для колоратурных импровизаций. Если от имени отца идёт одинаковое мелодическое построение фраз, окрашенных, однако, различным настроением, то в мелодии сына есть безграничные возможности для импровизации. В основном, наибольшее количество импровизации происходит в начальном фрагменте первой фразы ответа сына. Во втором фрагменте этой же фразы импровизация более скупая и, наконец, третий фрагмент имеет ещё более строгое построение. Каждое из пяти проведений может быть совершенно разным, не связанным друг с другом, поэтому и импровизация здесь может быть весьма неожиданной, однако она не должна выходить за рамки общего стиля произведения в целом. Фортепьянный аккомпанемент очень прост и даёт только основу для интерпретации, ни в коем случае не притягивая к себе внимания. Необычайная ценность этой вещи в плане импровизации, заключается в том, что певец, при каждом следующем её исполнении, находит всё новые и новые краски, воспитывая в себе способность к экспромту.

Рубен Лисициан - Заслуженный артист России, профессор и заведующий кафедрой «Академическое пение» ГМПИ им. М.М. Ипполитова-Иванова. 11.03.2012