Анастасьян Юрий Сергеевич/Избранные стихи

ПЯТАК

Ах, стать бы снова маленьким,

Ах!.. Да нельзя никак…

Теперь ты, дядя, старенький,

Захватанный пятак.

Не наверстал, не выполнил,

Судьбу не превозмог,

Облез, истёрся, вылинял…

Одна надежда – Бог.

СВЕЧА

Свеча горит, песок течет,

Песок течет, часы идут.

А кто-то спит, а кто-то ждет,

А где-то никого не ждут.

Свеча горит, маячит тень,

Трещат дрова и печь гудит…

Все хорошо и думать лень

О том, что кто-то там не спит.

Все есть, как есть, порядок строг.

В том ничего плохого нет.

Свеча горит и только Бог,

Как мотылек, летит на свет.

ВЬЮГА

Закружила вьюга

Шарик голубой,

Не понять друг друга,

Не найти покой.

Что ни дом, то крепость,

Что ни ум, то муть,

Что ни дружба – ревность…

Запорошен путь.

Что ни глас, то грубость,

Что ни жест – к себе.

Зацветает глупость

Язвами в судьбе.

Не имеем слуха,

Косны и мертвы,

Дар Святого Духа –

Мимо головы.

Каплет время, каплет,

Капелька – дыра.

Что ни дело – замять.

Что ни холм – нора.

Нет и послушанья,

Без него Дары

Тщетны и старанья

Только до поры.

Сила, как сквозь сито,

Как сквозь пальцы – пир.

Дырявое корыто –

Осуждённый мир.

Помоги нам, Боже,

Сохрани, спаси!

Авраама ложе –

Лазарям Руси.

Ангелы святые

Души подберут

И в места иные

Бережно снесут.

Дева Пресвятая,

Приходи скорей,

Видишь: снег не тает

На сердцах людей.

***

О, как же истина проста:

Я – сирота.

О, как конец для всех нас прост –

Болезнь, погост.

О, как я Бога не боюсь

И пасть стремлюсь.

О, как друзья мои верны –

До желтизны.

О, как и сам я верен им –

Как лику грим.

О, как любимую люблю –

Столпом стою.

О, как радушием полны

Мы со спины.

О, как же радует порой,

Что Бог – Живой.

НЕ ВЕРЬ

В неверии – залог развитья.

Не верь в себя, доколе жив.

Не верь в познанье и наитье,

Не верь в надежность мышц, жил.

Не верь в свой разум, в меч и злато,

В сонм обретений и потерь,

Не верь отцу, сестре и брату,

Любимым и цветам не верь.

Во мрак не верь и в смерть, и в зелье,

И в многоразовость души,

И в редкостные достиженья

Во имя плеши и парши;

Ни в сон, ни в резаные вены,

Ни в современный буйный град,

Ни в глобализм, ни в микросхемы,

Верь Богу – будешь цел и свят.

***

Мир мамоне служит,

Гаснет солнца свет.

В храме снова служба,

А тебя там нет.

Всё не так, не найден

На судьбу ответ.

Поседели пряди…

А тебя там нет.

Катится планета

В бездну мрачных лет.

В храме столько света,

А тебя там нет.

Вечером осенним

Сгинешь, не отпет…

В храме есть спасенье,

Но тебя там нет.

Тянутся морщины

По лицу хитро…

Молится мужчина

На своё добро,

Женщина сварлива –

Тягот черных след.

В храме столько силы,

А народа нет.

Что ни день, то напасть,

Люд уныл и груб.

Будет, будет радость

Тем, кто Богу люб.

Слёг. В стакане брага,

Белый свет не мил.

Где твоя отвага?

Где ж ты раньше был?

МАТЕРИАЛИСТ

Он тратил время, деньги, силы

На комфортабельность могилы

У ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА

Меня, за локоть взяв по-свойски,

Облаял Слон с синдромом Моськи

РОЗЫ И НАВОЗ

Летя к лепесткам розовеющим роз,

Брезгливо глядела пчела на навоз,

Забыв в предвкушении счастья, что роза

Живёт в неоплатном долгу у навоза.

ИЗ АРХИВА СПЕЦСЛУЖБЫ

ВНЕЗЕМНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

«…был проведён эксперимент:

запрограммирован, исправен,

на Землю высажен агент

под псевдонимом Чарльз Дарвин…»

ЯЗЫКОВЫЕ СЛОЖНОСТИ

Кто не мыслит о трапезе царской,

Тот лакает из миски.

Кто не учит церковно-славянский,

Тот учит английский.

***

Всплывает, как щепки, плеяда –

Того им и этого дай.

Видны уже контуры ада,

«Косящего» тайно под рай.

ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС

Прогресс-костыль не заменяет ногу,

И как его не золоти,

И как не воздыхай о нем,

Он остается костылем.

РАЙ ЗЕМНОЙ

В самых благополучных западных странах

самый высокий процент самоубийств

Сладок рай цивилизованной страны:

Можешь вешаться – права защищены.

ИЗ ЖИЗНИ МАРИОНЕТОК

Марионетка говорит марионетке:

«Да, в наше время самородки редки…

Ты спросишь: кто я? Ясно – самородок!

Я независим, не терплю колодок,

Я сызмальства вне театра жить привык!»

А ниточка, тем временем, тянула за язык.

***

Мятемся убого, и мыслим убого…

Сияет терновый венец.

Когда перестанем мы радовать Бога,

Наступит вселенной конец.

Не каждому счастье земное дается.

Достиг, не достиг – не юли.

Когда перестанем мечтать и бороться,

Закончится время Земли.

Когда поплывем по теченью, как падаль,

Сочтя, что красиво плывем,

Отрежет лозу на корню Виноградарь –

Гнилье порастает быльем.

АРГУМЕНТ СЕКТАНТА

«Прошлое распято,

Уничтожен зверь!

Прежде – с автоматом,

С Библией – теперь…»

В двадцать первом веке –

Издали, в упор.

«Христианский» рэкет

Вышел на простор –

Поверху и низом,

В лоб, наверняка.

«Христианский» бизнес…

Дрогнет ли рука?

ХОРОШО ОТДОХНУЛИ

Все толкуют про отдых.

Расслабления ль нет?

Кто в горах, кто на водах,

Кто – к друзьям на обед.

В Вене, в Мюнхене снова,

В Коми, на Колыме –

«Про работу – ни слова!».

Только отдых в уме.

Иль работа не в радость,

Лишь за деньги – в наём?

Иль одно нам осталось:

«Отдохнём! Отдохнём!..»

Как уставшая рота

Прём в казарменный рай:

«Западло про работу,

Ты расслабиться дай!»

И уж слышится – с улиц

Гомонит детвора:

«Клёво мы оттянулись

На фазенде вчера!»

Сокрушили, взгрустнули,

Понесли ерунду…

Хорошо отдохнули –

Наше место – в аду.

Нам и Родин не надо,

Нам Святыня – курьёз.

…Поработать б, где надо,

Поработать всерьёз.

***

Высокомерие истца,

Прищур, и губы сжаты плотно…

Какая скука – без Творца

Писать великие полотна.

О, выраженье без лица!..

Хоть кисть опущена в палитру,

Какая скука – без Творца

Носить скуфью и даже митру.

Подобьем снежного дворца – весь мир.

Заледенело утро…

Какая скука – без Творца

Жить долго, счастливо и мудро.

ТЕРПЕНИЕ

Терпение – высшая радость.

Не счастье ли – жизнь терпеть?

Терпения самая малость –

И хочется верить и петь.

Нелегкая где б не носила,

Какие б ни гнули лета –

В терпенье рождаются сила,

Смирение и доброта.

Исчезнут все беды, и что же?

Не черви мы и не трава,

Нам жить без терпенья негоже,

Душа без терпенья мертва.

Еда твоя мёд и акриды,

А люди – звенящая медь?

Не сетуй на зло и обиды,

Они просто учат терпеть.

СЕРБИИ

Чем досадила миру ты, сестра, –

Монастырями, верою, судьбою?

В горниле разведенного костра

Тебе мешают быть самой собою.

Ты ныне затаилась, словно мышь,

Перед чудовищем в цилиндре белом

И плачешь, и горюешь, и скорбишь,

Вся отдана на откуп лицемерам.

Да, бытие твое – нелегкий труд,

И без войны ты обходилась редко.

Цивилизованный глумится люд

Над верностью твоей великим предкам.

Ах, Сербия, святая сторона…

Нет, велика ты прошлым и грядущим!

Не все здесь кончится, держись, страна,

Ты дорога безмерно райским кущам.

Враги твои засохнут на корню,

Духовно ты сильней, за то и злоба

Обрушилась на голову твою,

А им уже отверсты недра гроба.

К тебе на помощь снова Русь придет,

А коли и ее поставят к стенке,

Знай: ничего бесследно не пройдет,

Ведь на свободе – мрак, и Свет – в застенке.

***

Супермаркеты – благ средоточье.

Загляну за стеклянную дверь…

Впереди у людей – многоточье,

Позади – интервалы потерь.

В тьму веков – по пунктирам событий…

Вот Онега, вот Ладога, Свирь,

Вот святая в долине обитель,

Острова – Валаам, монастырь…

Вижу Оптину я с Соловками

(Восклицательных знаков не счесть!),

Вот дороги, леса со скитами,

Изобилие, вера и честь.

Поле бранное, дрогнувший ворог.

Крест поклонный на дальнем холме.

Край, который незыблемо дорог,

Он не в скобках, он вечно в цене.

Киев, Радонеж, светлая лавра –

Чистоты и надежды ручьи.

Нет, не логово здесь минотавра,

Здесь мы точно свои – не ничьи,

Здесь доподлинный, истинный ракурс!

…На прилавок манящий смотрю.

В чём смысл жизни?

В подгузниках «Памперс»,

«Бленд-а-меде» и водке «Аю».

(«Аю» по-киргизски – «медведь»)

СТАРЫЕ ФОТОГРАФИИ

Ныне пошлым искусством, как градом

Выбивает посевы, шутя.

И бредет обреченное стадо

Под кнутом толстосума-вождя.

…Фотографии – снимки немые,

Сколько можете вы рассказать,

Про былые годины лихие,

Как калечили Родину-мать.

Вы замараны, но не забыты

Средь истлевших архивных бумаг.

Не искусством, а лагерным бытом

Выжигал не склонившихся враг.

Невзирая на жанры и стили,

На Саврасовых и Куприных,

Топором по лицу со всей силы

Бил радетель порядков иных,

В грош не ставящий «лишние» жизни,

На предсмертные муки дивясь.

Втрое были ему ненавистны

Те, кто с Горним поддерживал связь,

Кто молитвой, постом растревожил

Груды черствости, россыпи лжи,

Кто ушел из себя, как из кожи,

Как из логова – в марево ржи.

…Подложив нам цветные ледышки,

Смотрит время, как дело идет.

И, раскрыв непутевые книжки,

Мы старательно делаем лед.

***

Вечер ложится на наши плечи…

Скоро наступит беззвёздный мрак.

Давайте, осудим, и станет легче –

Может сплотить несплоченных враг.

Давайте, осудим поврозь и скопом,

Громко – внешних, тихонько – мать.

Глянем потухшим, усталым оком –

Что ещё можно поосуждать?

Мы утончённы, а эти – грубы

(Это же ясно – любой поймёт!).

Нам лишь свои бесконечно любы,

Для остальных – кулаки и лёд.

Клетки единого организма,

Мы уничтожим друг друга зло.

«Я себе истина и отчизна,

Я себе радуга и весло!»

Близкие – лишь продолженье эго:

«Сбились с дороги? А ну, назад!

Я себе альфа и омега,

Лево и право, перед и зад…»

Давайте, осудим глупцов, уродов,

И красоту обоготворим,

Выпрямим вечно кривые тропы

(То есть – по-своему искривим).

Давайте, осудим, и станет проще

Жить и «возвышенно» умереть.

Надо покруче, надо пожёстче.

Важно ль, что за осужденье – смерть?

…Давайте, судить никого не будем,

Кто мы такие, чтобы судить? –

Маленькие, скупые люди,

Не удостоенные ЛЮБИТЬ.

ПЯТЬ ДЕВ

Ничто не колыхнет покоя,

И чисто вымыто стекло.

И даже кажется порою –

К расцвету время потекло.

Откуда это ощущенье?

Не с воска монастырских книг.

Покой и счастье – обольщенье,

До смерти только краткий миг.

Мир слишком быстро загнивает,

Но смутно чуешь в полусне,

Что жизнь прекрасная такая,

А время катится к весне.

Не в Небеса вцепившись – в землю,

Сползая в пропасть не спеша,

Мы спим, пророчествам не внемля –

Удавимся из-за гроша.

Что нам открыто было, сами

Порочим мыслями, житьем.

Не с лета ли готовят сани

Иль до морозов подождем?

Земному благолепью рады,

Готовы сотни лет прожить…

Но тухнут тусклые лампады,

И негде масла одолжить.

ПРОСТЫЕ СЛОВА

Простые, чистые слова,

к нам обращенные не всуе,

О самом добром и простом

вещайте со святых страниц.

Ведь в зяби пахотных полей

увидеть можно суть такую,

И в тишине святых церквей

такую просветленность лиц!

Слова, плодящие родство

и созидающие веру,

Что можно свыше вас сказать?

Все наши домыслы – не те.

Вы сладкой делаете смерть

и укрощаете холеру,

И быт возносите в тот мир,

что и не снился высоте.

Давайте просто говорить,

так просто, чтобы ясно стало:

Средь речи сорной и пустой

возможен Слова дивный рост.

Прост вечных сложностей конец

и тихой радости начало,

И плод в желтеющей траве,

и Сотворивший все – Препрост.

МЫТЬЕ НОГ

Большое всеохватно сердце

И вседоступно. Шум и гам:

Сосуд, ладони, полотенце –

Ты ноги мыл ученикам.

Перечил Пётр, изумлялись

Избранники, губу кривил

Иуда, бесы надсмехались.

А Ты… Ты просто ноги мыл.

В народе зрело недовольство

Пилатом, кесарем, судьбой…

Гремел Бетховен, лился Моцарт,

С безумьем безнадёжный бой

Ведя, Гоген корпел над солнцем,

Малевич малевал квадрат,

Мудрил Нильс Бор, сипел Высоцкий…

Ты – ноги мыл века подряд.

…Я болен мыслью неотвязной,

Ища вневременный покой:

Чист человек, лишь ноги грязны.

Омой их, Господи, омой!

ПОГИБШИМ В БЕСЛАНЕ

Мальчики и девочки

В платьях кружевных.

Зайчики и белочки

На гробах иных…

Что-то вы недвижимы,

Что-то плачут все...

Ближе, ближе, ближе мы

К кровяной росе.

Семьи ваши – сироты.

Гиблые места…

Вы, как жертвы Ирода,

Пали за Христа,

За Христа, Рассеюшку.

Перевёрнут пласт…

Помолитесь, деточки,

В Царствии о нас.

***

Мне предельно, доподлинно ясно

(Пусть наивно сие и смешно!):

Раз земля так светла и прекрасна,

Смерти быть на земле не должно.

Даже холод, и тот – извращенье

(Климат ныне, как люди суров).

Попросите у Бога прощенья –

Не должно быть у нас холодов.

Даже гибель животных мельчайших,

Даже сорванный липовый цвет –

Средь числа катастроф величайших,

Равных только крушенью планет.

И печали души одинокой,

Оказавшейся вдруг в тесноте

Леденящей, скупой и жестокой,

Не созвучны такой красоте.

Плач младенца – ужель не ужасно?

Слёзы женщины – горько до слёз.

Гнев мужчины и ропот напрасный…

Нет, пора нам проснуться всерьёз!

Неужели одно невезенье

Пить и пить, оседая до дна?

Опуститесь пред Богом на землю,

Ту, что нам во владенье дана.

…Даже если разбой узаконен,

Сохнут реки, чащобы горят…

Бог нас любит. Чего же мы стонем?

Постучите – и вам отворят.

***

Да, наша жизнь не безупречна…

Закон незыблемый таков:

Любите крепко и сердечно

Своих любимых и врагов.

Что может лучше быть на свете,

Чем всех вокруг благословлять,

И пред завистливою смертью

Хвостом лукаво не вилять?

Пред сказкой зимнего узора

Сидеть в ребячьей простоте…

Что может лучше быть простора,

Кующегося в тесноте?

Что лучше истины на свете,

Которую легко найти,

Когда мы видим мир, как дети,

Любя любого на пути?

За зимней, лютою порошей

Весны одаривает новь.

Что благостней семьи хорошей,

В которой дети и любовь?

Что лучше свечки у иконы,

За здравие, за упокой.

Просты великие законы,

Сложны – крадущие покой.

Перед лицом любой разрухи

Когда всё против, все – не те,

Не будьте к Провиденью глухи,

Стремясь к любви и простоте.

РОССИЯ

Россия, в тебя ли не верить?

Россия, тобою ль не жить?

Страданий твоих не измерить,

Твоей доброты не забыть.

Ты есть и, конечно же, будешь,

Что мнится Россией – не ты.

Ты вьёшься финифтью на блюде,

Твои неподдельны кресты.

Твои купола – золотые,

Светильники – вечно горят.

Дороги твои фронтовые

Ведут не на рыночный ряд.

Сугробы, проталины, степи,

Поляны, изгибы ветвей…

Скиты, власяницы и цепи

В судьбе не случайны твоей.

Не Разины и Пугачёвы

Тебя выводили вперёд,

А трудолюбивые пчёлы,

Нектар превращавшие в мёд

Келейный, молитвенный, сладкий.

Тебе ль о пощаде просить?

Очнись, заповедали аввы

Молиться, трудиться, любить.

Склоняйся пред Богом единым,

Ты – светлый иконы оклад.

Ты клином летишь журавлиным

Не в чёрный, безвылазный ад.

А слухи о крахе – нелепость,

И вести тревожные с мест.

Ты вся – Соловецкая крепость,

Ты – иноком струганный крест.

БОГОРОДИЦЕ

Богородица, лишь Ты знаешь тайну,

Но от глаз моих она не сокрыта –

Как-то раз её увидел случайно

И теперь гнездо любви в сердце свито.

Вот уже птенцы в гнезде подрастают,

Раскрывают крылья ветру навстречу.

Улыбаешься, причёска простая,

Лишь в глазах небесный отблеск заметен.

Не сказать и не поведать словами,

Груб язык и неуклюже мышленье…

И хоть вечность пролегла между нами,

Пред иконой я склоняюсь с моленьем.

Что несёт в себе чистейшее чрево,

Что скрываешь Ты под тленною плотью,

И доступно ли сие человекам?

Лишь одной Тебе доступно, выходит.

Нет в Тебе ни многословья, ни лоска,

Не гадаешь в сердце: чёт или нечет?

Ты архангелу ответила просто:

«Се раба Господня, мне ли перечить?»

А ещё спросила Ты Гавриила:

«Как же будет, раз Я мужа не знаю?»

Мнится: Ты лицо водой окропила,

Мнится: вышла Ты из дома босая…

Вы простите меня, милые сестры,

Вы прекрасны и лицом, и смиреньем,

Но хоть взгляды ваши кротки (и остры),

На икону я гляжу с упоеньем.

Будь же Ты вовеки благословенна,

Благодатнейшая Дева Мария!

Пусть не ровня я Тебе, несомненно,

Но со мной по Небесам ностальгия.