Гюзальян Леон Тигранович/Л.Т. Гюзальян. 1900-1994 // Сообщения Государственного Эрмитажа. Выпуск LVII. 1997

Л. Т. Гюзальян. 1900-1994

Один из старейших сотрудников Отдела Востока Леон Тигранович Гюзальян был не только большим ученым - прекрасным специалистом в области персидского искусства, литературы и языка, но и поразительной личностью. Это был человек, которого знали и почитали все в нашем музее, который жил жизнью Эрмитажа, не пропуская ни одного общеэрмитажного события, ни одного интересного доклада, в каком бы Отделе он ни происходил. Эта преданность музею и интерес ко всем сторонам его деятельности не покидали Леона Тиграновича до последних дней: первый вопрос, который он, уже больной, и в более чем девяностолетнем возрасте, задавал навещавшим его: «Что там у нас в Эрмитаже?»

Ученик великих востоковедов петербургской школы В. В. Бартольда и Н. Я. Марра, И. Ю. Крачковского и В. В. Струве, которых всегда вспоминал с благоговением, Л. Т. Гюзальян после окончания Восточного факультета Университета вошел в блестящую плеяду сотрудников молодого тогда Отдела Востока Эрмитажа, возглавляемого И. А. Орбели, чьим ближайшим сотрудником и другом он оставался до конца его дней.

О верности этой дружбе - как и о масштабе личности самого Леона Тиграновича - можно судить по эпизоду, рассказанному им однажды в узком кругу (на такие рассказы Леон Тигранович был очень скуп). После ареста в 1938 г., долгими пытками у него вырвали согласие подписать некую бумагу, но когда, полуживой, он все же понял, что ее смысл обвинение Орбели в создании «заговора», тут же разорвал ее, обрекая себя на новые муки.

Первые восемь лет работы в Отделе Востока были весьма плодотворными для Л. Т. Гюзальяна. Острый вкус к исследованию памятников материальной культуры, он сумел заново посмотреть на них, благодаря глубокому знанию персидского языка и литературы и таланту эпирафиста. Это было время его интенсивной работы по собиранию и атрибуции памятников Востока и по созданию первой экспозиции Отдела Востока, которая составила через несколько лет ядро грандиозной (83 зала выставки к III Международному конгрессу по иранскому искусству и археологии. В этом, ставшем вехой в истории Отдела Востока и нашей науки, конгрессе 1935 г. Леон Тигранович участвовал и как один из докладчиков, и как автор специально изданного к конгрессу исследования о рукописях «Шах-наме» в ленинградских собраниях (совместно с М. М. Дьяконовым).

С друзьями и коллегами, Б. Б. Пиотровским, А. А. Аджяном, он участвует в археологических раскопках и разведках в Армении. Последним крупным событием этого периода жизни Л.Т. Гюзальяна была подготовка празднования 850-летия поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»: кроме временной выставки, он - один из авторов и редакторов замечательного сборника «Памятники эпохи Руставели».

В самом расцвете творчества Леон Тигранович оказывается жестоко и надолго вырванным из Эрмитажа, из семьи, из Ленинграда, из нормальных условий существования: арест, лагеря Северной Сибири, ссылка (таким же мужественным, как в этих экстремальных условиях, он остался и в старости и в болезни).

Он вернулся в 1946 г., вначале лишь в Лугу, на «101-й», не озлобленным, не угасшим, но отзывчивым, полным интереса к жизни и к людям, любви к науке, к музыке, ко всему прекрасному. Быстро восстанавливая научную форму, уже в 1948 г. он защищает кандидатскую диссертацию («Персидские поэтические отрывки на средневековых глиняных изделиях и их историко-литературная ценность») и вскоре вновь - теперь уже до конца дней, почти на полвека - оказывается в Отделе Востока. Опубликованные им в этот период работы, разнообразные по тематике (ранне-мусульманская бронза, керамика Орен-калы, иранские фаянсовые изделия XII-XIII вв.), едины по методологии: сам памятник, техника его изготовления, содержание и особенности начертания имеющихся на нем надписей исследуются столь тщательно и всесторонне, что любой, даже самый внешне непривлекательный предмет, превращается в ценнейший исторический источник.

В кабинете Леона Тиграновича на первом этаже Эрмитажа всегда кипела жизнь - сменяли друг друга студенты, которых он учил персидскому языку, эрмитажники и приезжие, приходившие для чтения персидских надписей или со своими рукописями за советом, юные лаборантки, ищущие сочувствия в своих сердечных невзгодах, коллеги. Дверь его кабинета была всегда открыта для всех, особенно любящих искусство.

«Сообщения Государственного Эрмитажа», выпуск LVII. 1997