Зенян Аветис
| Зенян Аветис | |
| |
| Дата рождения: | 1935 |
| Место рождения: | Бейрут |
| Краткая информация: Кинооператор | |
Биография
Родился в Бейруте, в 1935 году.
Вскоре семья переехала в Алеппо, там Аветис пошел во французскую школу, пел в церкви.
В 1946 году репатриировал в Советскую Армению. Стал фотографировать и зарабатывать на этом.
Мы построили свой маленький домик из глины. У меня была комнатка над туалетом, где я проявлял и печатал. Многому меня научил друг-фотограф, репатриант из Бейрута, который был на двадцать лет старше меня. Он сказал мне: "Аво, прошу тебя, поезжай в Москву учиться на кинооператора". Мне такое даже в голову не приходило, в кино я разбирался плохо, даже актеров толком не знал. После школы поехал в Москву, поступил на физмат МГУ, потом все-таки не выдержал и забрал документы — решил попробовать сдать экзамены во ВГИК. Шел 1954 год, я остановился в Москве у друга моего брата, в подвале возле библиотеки Ленина — туда, в библиотеку, тайком приходилось ходить в туалет. В операторскую группу набирали всего пятнадцать человек. Поступать приехали люди со всего Союза: люди с опытом, у многих отцы — профессиональные кинематографисты. Нужно было представить композицию с фигурой из гипса. Снимали "фотокорами" и, как назло, треснула моя стеклянная пластина. Что делать — повторной попытки никто не даст. Я склеил пластину, подретушировал карандашом отпечатанную фотографию, как меня учил друг-фотограф, чтобы следа от трещины не было заметно. Экзамен принимал Левицкий — лучший оператор того времени. У него на глазах я стер ретушь, только тогда стал заметен след от трещины. Преподаватели из приемной комиссии сказали: ну, Зенян — ты гений. Поставили пятерку. Я поступил во ВГИК. В общежитии моими соседями были интересные люди — тогда учились и Людмила Гурченко, и Василий Шукшин. Брат часто посылал мне армянский коньяк. Комната Шукшина была напротив моей, и он часто к нам заглядывал: "Зенянчик, есть сто грамм?" Дипломную работу я готовил вначале с выпускником-режиссером А.Манаряном. Хотели снять материал на тему Паганини, но вскоре поняли, что без поездки в Италию не обойтись. Об этом тогда даже думать было нельзя. Решили отправиться в Армению снимать репатриантов. Сняли в Гарни эпизод с Сарьяном и Эренбургом, который как раз находился в Армении. Но с репатриантами ничего не получалось. Их жизнь складывалась очень тяжело, а эти люди не умели врать. В отличие от Манаряна мне негде было жить в Ереване, и я вернулся в Москву в общежитие. Шел уже 1960-й год, а я все никак не мог снять дипломную работу. У меня появился новый напарник — М.Овсепян, потом работал оператором на "Арменфильме" на картине "Тжвжик". Мы с Овсепяном решили снимать Москву. Снимали, как врачи больницы Склифосовского играют в домино в свободное от работы время. Снимали операцию. Снимали трамваи, забравшись зимой на верхнюю часть углового здания с магазином "Армения" внизу — чуть не свалились оттуда во время съемок. Осветительного оборудования нам не выдавали, мы пользовались самодельным. Принимал диплом Монахов, оператор фильма "Судьба человека". Он поставил нам "отлично", сказал, что мы будем работать на лучших киностудиях Советского Союза. Незадолго перед этим я познакомился со своей будущей женой Лидой, и она пришла на защиту диплома "болеть" за меня. После защиты меня пригласили на "Арменфильм", пообещали квартиру, работу. Ни квартиры, ни нормальной работы, ни зарплаты я тогда не получил. Попросил отпустить меня. Если понадобится моя помощь для дела — обязательно приеду. В Москве меня, конечно, никто не ждал. На "Мосфильме" работали настоящие тузы. Вернувшись, я узнал, что наша с Овсепяном работа получила первую премию на ВГИКовском конкурсе дипломных работ. К этому прибавилась доля везения, и меня все же согласились взять на "Мосфильм". Сергей Бондарчук как раз начинал работу над "Войной и миром" и пригласил меня к себе в съемочную группу, предупредив, что работа будет очень долгой. Терять было нечего, я с радостью согласился. Съемки начались в 62-ом году, незадолго перед этим у нас с женой родился первенец — Артем. Через шесть лет, с окончанием съемок родился мой второй сын — Рубен. Работы было море. Новая техника, новая пленка. Военный завод предоставил нам широкоформатную пленку с чувствительностью в десять раз выше обычной. Хотели взять пленку "Кодак", но она тогда стоила миллионы. Я должен был справиться, имея нашу, отечественную пленку. Снимало девять камер — я заряжал их, проявлял пленки в лаборатории. За все время съемок полмиллиона пленок прошло через мои руки. Хотели снимать мягко. Нужно было иметь в виду: при просмотре на малом экране контрастность меньше, в кинотеатре, на большом экране она увеличивается. Снимали на разную аппаратуру. У каждого объектива свои параметры, но в итоге все нужно привести к одному знаменателю. Я сам начал печатать. На свой страх и риск делал контрастнее, чем мне говорили — все данные по обработке пленок забирал, чтобы никто об этом не узнал. С деньгами по-прежнему было тяжело. В Мукачево я спал в ванной, чтобы сэкономить деньги для семьи. В свободное время собирал картошку с солдатами, фотографировал для заработка генералов. Массовка "Войны и мира" попала в книгу рекордов Гиннеса — 20 тысяч статистов, одетых в исторические костюмы. В 1968 году фильм был признан Киноакадемией лучшим в категории зарубежных и получил "Оскара". Я был единственным из операторов, кто проработал на съемках от начала до конца, на всех четырех сериях. Делал копии для отправки в Японию, Францию, Америку. Получил высшую операторскую категорию, потом категорию "оператора-постановщика". Много лет спустя, незадолго перед смертью Сергея Бондарчука мы с ним случайно увиделись на "Мосфильме". Он меня обнял: "Извини, что столько мучил". Но без его требовательности фильм бы не состоялся. Потом я был консультантом Худойназарова на фильме "Рустам и Зохраб", оператором у режиссера Митты на картине "Гори-гори, моя звезда". Делал полиэкран для съезда КПСС, снимал с вертолета Чернобыль после катастрофы. Много работал над реставрацией классики советского кино. Началось все с фильма "Веселые ребята", который мне поручили восстановить к полувековому юбилею выхода на экран. За ним последовали "Чапаев", "Александр Невский". Особенно трудной оказалась работа над "Иваном Грозным" — его нужно было восстановить к столетию со дня рождения Сергея Эйзенштейна. Сложности начались с титров, которые шли на фоне клубов дыма. В нормальном состоянии осталось только два метра пленки. Я ретушировал кадр за кадром и сделал из двух метров двадцать. В свое время Эйзенштейн ввел в картину большой эпизод в цвете — сцену пира опричников. Пленка выцвела, красок почти не осталось, и снова пришлось проявить изобретательность. Юбилейные мероприятия происходили в Доме кино, фильм показали в широком формате со стереозвуком. Когда включился свет, раздались аплодисменты. Директор Госфильмофонда сказал обо мне: "Здесь, среди нас, сидит волшебник". Приходилось восстанавливать не только старые фильмы. Был случай с браком на киноэпопее "Освобождение". Харитонов принес ко мне запорченную пленку — снимали эпизод с сотней танков, и он молял меня сделать хоть что-нибудь. Будучи председателем операторского союза он в свое время помешал моему приему. Но я взялся за работу, и произошло чудо: проступили танки, дым от разрывов. Я до конца не понял, как это получилось. Не стал напоминать о прошлом, Харитонов сам вспомнил — говорит, язык бы себе отрезал. Некоторые картины в свое время "положили на полку". Марлен Хуциев попросил, чтобы я восстановил его "Шестое июля" — остался только позитив, негатива не было. Потом я восстановил "Комиссар" Аскольдову, который считал, что фильм безвозвратно погиб. Вначале я не хотел браться за этот фильм. Но вдруг в одной из сцен в подвале услышал упоминание о геноциде армян. И сказал, что сделаю работу. Там есть эпизод с Освенцимом и шестиконечными звездами узников, идущих на смерть. Я долго думал, как лучше сделать — резал, комбинировал, рисовал. И в конце концов в черно-белом фильме сделал звезды желтыми, чтобы они на контрасте казались как бы золотыми, создавая впечатление, что эти люди остались жить в вечности. Как всегда времени было в обрез. К моменту торжественной премьеры мы даже не успели ни разу просмотреть восстановленный фильм целиком от начала до конца. Но премьера в присутствии Горбачева прошла с большим успехом. Потом мы поехали отмечать ее на квартиру к Аскольдову. Когда все разъехались, он попросил меня не бросать работу над картиной — ведь я сделал только одну копию. Обещал, что мы поедем с фильмом в Америку. Я ответил, что у меня и так достаточно родственников за границей, чтобы при желании туда поехать. А фильм я, конечно, не брошу — он стал уже моим детищем. Аскольдов хотел поставить меня в титрах оператором, но я его отговорил, никогда не хотел присваивать чужую работу. Наверное, потому, что ценил свою — мне с детства ничего не давалось просто так. Я говорю своим сыновьям, что я миллионер, потому что у меня есть глаза, руки, сердце, почки, у меня есть своя история. Четыре года назад я приехал в Сирию, в Алеппо, зашел на армянское кладбище. Но не нашел там даже следа от могилы отца. Место я помнил точно, принес туда камней, купил свечей и зажег. Смотритель сказал, что кладбище бесхозное, свечи могут украсть. Но я взял и поставил еще двадцать штук. Когда приехал через два года, с удивлением увидел на кладбище горящие свечи. Мне сказали, что по этой территории собираются провести дорогу, для перезахоронения отца могут выделить другое место. Но я ответил — пусть проводят. Я найду могилу под асфальтом, положу цветы, и все машины будут останавливаться… Взял камень с могилы и повез с собой через несколько границ на удивление таможенникам. У меня есть не только прошлое, у меня есть еще и будущее — мои сыновья, которые состоялись в жизни. Пятеро внуков. Есть желание творить. Я продолжаю фотографировать: сейчас вот приехал из Сочи и привез с собой целый чемодан фотографий — девять килограмм. Когда сажусь в метро, собираю использованные магнитные карты и успеваю за время поездки сделать десятки портретов пассажиров. Как ни посмотреть, я богатый человек…
Сочинения
Достижения
Изображения
Библиография
Анив №3 2005
